____________________________________________________________

​

Мой путь к искусству

​​

Не помню, чтобы я с детства мечтал стать художником, но уже в тот период среди круга знакомых как-то закрепилась за мной это определение. Говорят, любил рисовать на земле, лежа животом на ней.

​

Помню эпизод, кода подарили мне цветные карандаши, как поразили меня они своей яркой окраской и как дедушка с бабушкой, у которых я рос и воспитывался, выдавали мне их по одному, ввиду экономии и бережливости.

​

 Изо-кружковство в годы учебы в сельской школе запомнилось мало, поскольку это было редким явлением и как правило каждый раз заканчивалось едва начавшись. Из немногочисленных посещений запомнилось только гравирование на каких-то пластинках, белая поверхность которых была покрыта черным распылителем, после чего застывшая пленка процарапывалась.

​

 Пожалуй, первое сильное впечатление от встречи с искусством произошло только в конце школы, кода в стопке списанных книг из закрывавшейся сельской библиотеки мне попалась книга небольшого формата о русских передвижниках. До сих пор помню глянцевые страницы с цветной печатью репродукций и запах страниц, которые, похоже до меня открывались редко. Я прочитал ее всю с упоением и впервые проникся миром картин и их создателей. Особенно сильно в мою жизнь вошли пейзажисты: Шишкин, Левитан, Саврасов. В подражание первому, я сам ходил в сосновый лес и рисовал деревья, правда, таких могучих и величественных, как у него на картинах, в своем лесу я не находил. Именно тогда я начал рисовать на достаточно больших форматах (в четверть листа ватмана) акварелью, стремясь передать состояние природы.

​

 По окончании школы я пошел в студию при дворце химиков в Гродно, руководил которой уже тогда легендарный Гарри Мазуров. Мои первые акварельные опыты он похвалил, но как потом выяснилось, мое понимание творчества оказалось слишком ограниченно, а новое воспринималось не сразу и затрагивало меня постепенно. Во всяком случае, дальнейшие мои перспективы были для меня пока еще не определенны и, кое-как пройдя первый год обучения в студии и не участвуя в отчетном просмотре, я ушел в армию.

​

 Там спустя какое-то время я начал активно делать наброски сослуживцев, которых к концу службы оказался целый чемодан. Наброски были регулярным упражнением в студии Мазурова и именно это он настойчиво советовал делать мне, когда я уходил в армию. После, однако, я все же критически пересмотрел результат этой стороны моей художественной деятельности. Слишком уж техничными они мне показались. Жизни в них не было. В итоге, из множества набросков не сохранилось ничего.

​

 Зато именно в армии я впервые попробовал масляные краски – то, о чем всегда мечтал. Гарри Константинович воспитывал в студии в первую очередь акварелистов, масло как-то у него не было в фаворе. Мне же с акварелью, после моих первых робких опытов, захотелось вдруг расстаться. Именно в армии я начал делать небольшие масляные этюды, особенно в поездках по железной дороге, что благодаря специфике службы происходило часто. Однажды с одним из этюдов - натюрморт с очищенной картошкой - где-то в году 1984 я и отправился в Академию на консультацию. Первый кто мне повстречался на кафедре живописи был В.А. Громыко. Тогда я не знал его по имени, но его хорошо запомнил. Если бы я знал, что через 10 лет он будет руководителем моего диплома в Академии! Тогда же он достаточно сдержанно, но все же благодушно воспринял в мой натюрморт, зато кто-то явившийся другой из преподавателей разнес его в пух и прах. На этом мой первый визит в театрально-художественный институт закончился.

 

По возвращении из армии в 1985 г. я уже стал посещать студию Мазурова с твердым намерением поступить в художественный институт. Кроме частых занятий по вечерам и в выходные дни, я устраивал себе сеансы живописи даже в сборочном цеху гродненского завода автомагнитол, скрытно удаляясь с красками в вентиляционные камеры, где я штудировал свои автопортреты. Цель, разумеется, была не создание портрета как произведения, а просто научится моделировать цветом голову, что требовалось для поступления в институт. Вообще в этот период, творчества было мало. Наш руководитель Гарри Мазуров был не доволен, тем что мы слишком увлеклись штудией, и что вся наша деятельность была целиком направлена на поступление. К творческой стороне можно было, пожалуй, отнести занятия композицией – необходимой для поступления. Тогда ее создание базировалось у меня целиком на подражании советских художников сурового стиля. Сегодня же для меня кажется абсурдным разделять понятие композиции и написание натюрморта, поскольку даже простейший натюрморт, как и любая живописная работа – это уже композиция. Три года упорных занятий, все же дали результат: в 1988 г. я поступил на отделение живописи.

​

 Первым моим преподавателем в институте был О.И. Козак. Он упорно заставлял нас ходить на этюды в парк, что я игнорировал, считая, что я и так уже могу изображать природу и без натуры. В моем поведении, конечно же была, изрядная доля зазнайства и наивной самоуверенности, но с другой стороны, уже тогда как-то намечалось несогласие переносить именно то, что вижу. Хотя порой ностальгия по изображению почти осязаемой материальности порой возвращается даже сегодня.

​

 Там же в институте на первом году обучения и случился кризис: я думал, что я уже умею писать, а в результате оказалось, что я не знаю куда двигаться дальше. Каждодневное штудирование натуры, особенно в рисунке, казалось унылым, не интересным и малоэффективным. Я не видел цели. В конце концов, блуждая в неопределенности, и под влиянием и советам извне я решился перевестись на отделение театральной декорации.  Там - так мне говорили - спасение от затхлости, которой было пропитано все станковое отделение. Преподавал на декорации небезызвестный Чемодуров. Хотя, преподавал - это слишком сказано. Он просто приходил и рассказывал о своих постановках у того или иного известного режиссера. Там я углубился в изучение истории театра и по мере погружения в его специфику, постепенно начинал понимать, что для того чтобы быть художником в театре - там нужно быть и режиссером. Но это не входило в мои планы.

​

 Свежий ветер перемен пришел с появлением в стенах, к тому времени уже - Академии, Олега Матиевича. Именно от него я и услышал это определение: пластика цвета. Основу же преподавания в Академии состовляла привязка к натуре, что сильно суживало понимание скрытого механизма живописи. К тому времени я и сам где-то подошел к пониманию внутреннего процесса ее создания. За изображением реального я научился видеть абстрактное. Оставалось лишь научиться управлять им. Тогда казалось, что это уже где-то рядом.

​

 Один за другим стали появляться кумиры: Сезанн, Ван Гог, Гоген, Матисс,Боннар - словом, вся французская школа конца 19 - 1-й пол 20 вв. Я разбирал их работы по тоновым пятнам на листе в миниатюре карандашом - увлекательное и поучительное занятие. Особенно увлеченно взялся за Матисса. В работах с постановками я увлеченно стал применять полученные знания - получалось грубо, нескладно, но здесь уже стало проявляться то, что составляло основу создания любой картины -  управление тоновыми пятнами и цветом. И все же, стилистического влияния преподавателя не удалось избежать. Почему-то этой печатью наделены были все, кто учился у Матиевича - его ученики узнавались сразу. Это тоже была проблема.

​

 Одним из кумиров был Минас Аветисян – открытие той поры, особенно его ранний период. Очень нравился фовизм, особенно ранний Дерен. Но больше всего, думаю, повлиял на меня немецкий экспрессионизм – Кирхнер, Нольде, Шмидт-Ротлуф, Бекманн. Однажды попалось на глаза определение экспрессионизма одного из критиков, что «экспрессионизм – это громогласное молчание, загнанное вовнутрь». Именно это определение мне особенно легло на душу. К концу института следование этому направлению у меня проявилось особенно четко. В этом же ключе я решил сделать мою дипломную работу «Фэст» - огромный холст размером примерно 2,5 м в ширину и 1,5 в высоту, изображающих в ярких цветовых пятнах большую группу людей, съехавшиеся в деревню на католический религиозный праздник – сюжет, подсмотренный и запечатленный в набросках на практике в Свири. Работа проходила с большим трудом и было опасение не успеть закончить ее к назначенному сроку. Благодаря поддержке моего руководителя диплома В. А. Громыко, который, думаю не совсем понимал, чего я хочу добиться в моей работе, но все же меня призывал идти до конца в осуществлении задуманного, диплом все же удалось отстоять.